Весной 2023 года в Екабпилсском крае была убита молодая женщина. Бывший сожитель Леон Русиньш месяцами преследовал жертву, угрожал расправой и в конце концов зарезал ее на глазах матери и ребенка. Позже выяснилось, что погибшая сообщала об угрозах властям, однако помощи так и не получила. Почему? – на этот вопрос в эфире передачи «Открытый вопрос» на Латвийском радио – 4 попытался ответить генеральный прокурор Юрис Стуканс.
В Латвии продолжают искать не только убийцу Леона Русиньша, но и должностных лиц, бездействие которых привело к гибели женщины. Что насчет этого думает генеральный прокурор? Юриса Стуканса расспрашивали ведущая передачи «Открытый вопрос» Ольга Князева и главный редактор «МК-Латвии» Маргита Спранцмане.
■ ■ ■
– Адвокат убитой уверяет, что до трагедии женщина писала во многие учреждения и лично вам. Почему ее мольбы никто не услышал?
– Я не видел этого письма. Сейчас мы ждем результата проверок, которые ведутся в пяти направлениях. Мы должны разобраться, куда поступили заявления женщины, какой была реакция. Я попросил найти это заявление, оно действительно существовало и согласно процедуре было направлено в районную прокуратуру Екабпилса.
– А почему там не были приняты меры?
– Сейчас от прокуроров Екабпилса запрошены объяснения.
– Женщина убита почти три месяца назад. Фактически столько же длятся проверки в полиции и прокуратуре. Когда будет результат?
– Все идет своим законным чередом.
– Как правильно должны были действовать ваши коллеги? Вы направили им полученное от женщины заявление, они обязаны были прореагировать?
– Обязательно.
– Почему не отреагировали?
– Подождите, а почему вы считаете, что районный прокурор не прореагировал? Я пока еще жду ответа.
– Женщину убили, значит, реакции не было...
– Вы думаете, что после получения заявления прокурор должен был сесть рядом с этой женщиной и ее охранять?
– А что в таком случае должен был сделать прокурор?
– Я повторю, что не читал заявление женщины и не знаю, чего она просила. Исходя из содержания письма прокурор в Екабпилсе должен был либо принять решение, либо дать письменное указание, либо самостоятельно что-то предпринять.
– А что произойдет, если будет доказано бездействие прокурора?
– Может быть применено наказание вплоть до уголовного. Помните случай в Лиепае, когда маленький мальчик заблудился и замерз в лесу? В рамках этого дела женщину-полицейскую судили именно за бездействие.
■ ■ ■
– Если завтра повторится екабпилсская ситуация и очередная женщина, измученная угрозами бывшего сожителя, обратится за защитой в прокуратуру, какими должны быть действия прокурора?
– Прокурор такими делами вообще не занимается. Есть два варианта правильных действий пострадавшего. Первый: если в квартире один из супругов бьет другого, необходимо вызывать полицию, которая выдаст агрессору предписание покинуть квартиру на определенное время. Второй: если речь идет о преследовании, то пострадавший может подать в суд заявление с просьбой, чтобы агрессору запретили к нему приближаться. Прокуроров в таких делах и близко нет. Прокуроры не занимаются уголовными делами с того дня, как пострадавший заявляет о преступлении. Прокурор может давать указания следователю только в тех случая, если видит, что следствие буксует или вообще не ведется. Но настоящая роль прокурора заключается в том, чтобы после окончания следствия выдвинуть обвинения против подозреваемого. Так что прокурор не принимает заявления о семейном насилии.
– В интервью вы сказали, что адвокат пострадавшей не использовала все свои возможности для помощи подзащитной, в том числе – не обратилась лично к генеральному прокурору.
– Адвокат должна действовать согласно закону. Она публично сообщила, что написала генеральному прокурору. И что народ подумал? Что генеральный прокурор почитал письмо и ничего не сделал. Но в Уголовно-процессуальном кодексе вообще не предусматривается такой возможности для адвоката, как написать письмо генеральному прокурору. Даже если бы я теоретически прочитал это письмо, то согласно закону не имел права взять дело в свои руки или принять по нему какие-либо решения. За расследование дела отвечает следователь, его действия контролирует прокурор первого уровня. Люди часто говорят: «Мы написали генеральному прокурору!» А у меня нет полномочий, чтобы что-то с их делом предпринять.
Максимум, что я могу, это назначить кого-то из коллег надзирающим прокурором по конкретному делу, в таком случае он получит право оценивать законность действий нижестоящего прокурора.
■ ■ ■
– Вы про юридические тонкости, а у нас простая ситуация: кто-то бьет свою жену или подругу.
– А почему он бьет? Вот как вы так спокойно говорите, что человек кого-то бьет? На каком основании он это делает?
– А вы считаете, что в Латвии нет семейного насилия?
– Оно есть, но почему мы принимаем это, как нормальное явление?
– Это ненормально, но я хочу спросить, что необходимо изменить в Латвии, чтобы такого больше не случалось? Может, принять новый закон или ратифицировать Стамбульскую конвенцию?
– Хорошо, примем мы новый закон. Но разве женщина этим законом закроется?
– А что нужно сделать?
– Что нужно... У нас огромное количество свободных вакансий в полиции. У нас нет людей, понимаете? Согласно нормативам, указанным в правилах Кабинета министров, полиция не обязана приехать на место происшествия за минуту после вызова. А за десять минут, пока полиция находится в пути, ситуация может три раза поменяться. Но в любом случае насилия нужно сразу вызывать полицию.
– Она приезжает – и отпускает агрессора.
– Вовсе не обязательно. Если один человек ударил другого, за это предусмотрено уголовное наказание.
– Почему тогда женщину в Екабпилсе несколько месяцев били без всяких последствий?
– Вы говорите – били. Я, например, не слышал, чтобы Леон Русиньш ее бил, речь шла о преследованиях и угрозах.
– Разве сейчас угрозы не приравниваются к реальным телесным повреждениям?
– К сожалению, не приравниваются. Сейчас соответствующие поправки к нормативным актам находятся в парламенте. Но на данный момент, если человек угрожает другому расправой, максимальное наказание для агрессора – три месяца лишения свободы.
– То есть решение об ужесточенных наказаниях еще не принято?
– На прошлой неделе его рассматривали в комиссии Сейма.
■ ■ ■
– Это правильные поправки?
– Правильные. Но еще раз говорю, мы можем предусмотреть, что за угрозы человек будет получать строгое наказание вплоть до пожизненного заключения. Сейчас пожизненное заключение можно получить и за насилие против детей, и за убийство. Но разве у нас уменьшается количество убийств? Нет. Исторические криминология доказала, что тяжесть наказания не предотвращает преступления. Да, большинство людей, зная о наказании, не пойдут на нарушение закона, но есть люди, которым это все равно. У нас все равно каждый год фиксируется около 40 000 преступлений.
– И при этом за самые жестокие преступления в Латвии можно получить очень легкое наказание. Недавний случай – супруги, утопившие собаку, получили только по полгода условно.
– Те, кто говорит, что нужны другие наказания, могут выучиться на юристов, стать судьями и принимать такие решения самостоятельно. Конечно, утопить собаку – это совершенно неприемлемо. Это вообще что за люди такие? В прошлом таких убийц, возможно, самих бы утопили или расстреляли. Но наше общество пошло другим путем и решило, что даже убийцу человека нельзя расстреливать, можно приговорить только к пожизненному заключению. Причем через 25 лет такой преступник сможет претендовать на досрочное освобождение. Если суд в трех инстанциях говорит, что человек заслуживает только шесть месяцев условного тюремного заключения, то мы должны это решение принять. Это называется правовым порядком. Если же мы не согласны, то давайте все мы, все общество, проголосуем за то, чтобы судить людей публично на площадях. И народ будет голосовать за такое или другое наказание, как в Древнем Риме. Но мы ведь не хотим так жить!
Приведу пример. Три года назад нас, прокуроров, критиковали на плохое качество следствия, которое якобы приводит к большому количеству оправдательных решений в суде. Состоялась проверка, но она не доказала никакого нарушения законов со стороны прокуратуры. Вообще добиться наказания для виновного – это тяжело. Подумайте, каждый год в Латвии совершается 40 тысяч преступлений... Впрочем, нет, в последнее время число сократилось примерно до 36 тысяч в год. Как думаете, сколько среди них раскрыто и доходит до суда?
– Сколько?
– Около 9 тысяч. Одна треть! То есть в двух третях случаев общество не дождется, чтобы кого-то осудили за преступление.
– А почему так?
– Такое у нас следствие... Недостаточный профессионализм полиции, да и не только. У нас есть разные виды преступлений, где мы не можем доказать вину подозреваемых. Яркий тому пример, это дело о коррупции на предприятии Rīgas satiksme. Следователи пришли в тупик и не смогли выдвинуть обвинения, хотя в этих делах обсуждались конкретные подозреваемые.
■ ■ ■
– Кстати, бывшая министр здравоохранения Илзе Винькеле обвинялась в бездействии в рамках дела о закупках вакцины от коронавируса, но со временем разговоры затихли. Что расскажете об этом дело?
– Могу сказать только одно: прокурор собрал достаточно доказательств бездействия министра, чтобы подать дело в суд, но судья по сей день не дал оценки этим доказательствам. Мы ждем. Это нормальный правовой порядок.
– А потом говорят, что суды Латвии годами рассматривают отдельные дела и затягивают с решениями.
– Если мы возьмем средний срок рассмотрения дел в суде, то окажется, что в Латвии все в порядке. Но это лишь средний показатель, поскольку есть дела, которые рассматриваются в течение месяца, и есть дела, рассмотрение которых растягивается на долгие годы. Кстати, я не понимаю, почему затягиваются именно те дела, которые особо привлекают внимание общества. Этот вопрос надо задать председателю Верховного суда.
– А что делать, чтобы сократить сроки рассмотрения дел в суде?
– Когда я пришел на должность генерального прокурора, то сказал коллегам: «Если человек согласен с выдвинутым обвинением и прокурор видит, что в деле не требуется лишение свободы, то есть для исправления преступника достаточно штрафа или общественных работ, то не надо отправлять дело в суд!» По закону у нас действительно есть возможность применить наказание решением прокурора, при условии, что человек раскаялся и признал свою вину. Так вот, за последние годы благодаря этому подходу мы резко увеличили количество дел, которые заканчиваются в прокуратуре. В результате количество переданных суду дел уменьшилось с восьми тысяч до четырех тысяч в год.
– А что происходит, если человек не признает своей вины или прокурор требует для него реального тюремного заключения?
– В таком случае окончательное решение может принять только суд.
■ ■ ■
– Хочу спросить, хватает ли рабочих рук в прокуратуре?
– Конечно, хватает. Сейчас мы ищем помощников прокуроров, самих прокуроров у нас достаточно.
– Сколько зарабатывает прокурор?
– Я так и знал, что сегодня этот вопрос прозвучит. Если молодой человек с юридическим образованием подаст свою заявку, то он может приступить к работе прокурором примерно через четыре месяца. Он будет получать 3300 евро «на бумаге».
– Количество каких преступлений резко растет или уменьшается в Латвии?
– Я вообще не понимаю, что такое с нашим обществом происходит... Во-первых, увеличивается число преступлений против половой неприкосновенности детей. Во-вторых, ширится цифровое мошенничество, у жителей Латвии массово выманивают личные данные и деньги с банковских счетов. В одном только 2023 году речь идет о миллионах евро! А главное, большинство пострадавших никогда ничего не получат обратно.
– Почему?
– Преступники действуют на глобальном уровне, раскинув свои сети по всему миру. Если и удается задержать обманщиков, это лишь исполнители, а не руководители таких сетей. Так что жителям Латвии нужно каждый день напоминать о принципах безопасности.
■ ■ ■
– Кстати, что вы думаете о решении Национального совета по электронным СМИ, который оштрафовал портал tvnet.lv на 8500 евро за использование слова «депортация» в контексте интервью о новых требованиях для граждан России в Латвии? С юридической точки зрения есть запрещенные слова, за которые нас тоже могут оштрафовать?
– Никто не отменял правила поведения, культуру... Нельзя в эфире радио матом ругаться, это будет хулиганство. Нельзя в СМИ оправдывать войну, ее рекламировать или поддерживать, за это грозит уже не административное, а уголовное наказание.
– Руководство портала заявило, что оспорит решение совета в суде.
– Если наказание наложено в административном порядке, его разрешается обжаловать. Суд может рассматривать дело в двух инстанциях, он должен разобраться во всех обстоятельствах и дать окончательное заключение.
– Существует ли юридическое понятие депортации?
– Да, конечно. Оправдание исторической депортации из Латвии (в двадцатом веке. – Прим. ред.) карается уголовным наказанием.
– Я хочу спросить, существует ли понятие депортации сегодня?
– Использование слова «депортация» допустимо. Вопрос, в каком контексте это слово употреблено... Если мы говорим о новых требованиях к гражданам России для получения постоянного вида на жительство, то их определяют законы. Так это действует во всем мире: если человек хочет жить в стране, то должен выполнить минимальные требования государства. Мне приходит в голову пример Англии, эта страна вышла из Евросоюза и ввела свои правила заезда и пребывания в стране. Многие люди вынуждены были выполнить дополнительные бюрократические процедуры или покинуть Англию. В этом случае речь о депортациях не идет.
